Симагин Николай Васильевич,
краевед
Воспоминания о писателе Александре Сизове
Напомню читателю, что Сизов Александр Алексеевич (1949-1997) поэт, писатель, журналист. Родился в деревне Ляпуново Варнавинского района Горьковской области. Он автор книг «Студеное водополье», «Девочка на качелях», «Самая долгая дорога», «Версия Нострадамуса, или Убийство в сезон мутаций», «Клад». Работал в газетах пос. Варнавино, г. Нижнего Новгорода, г. Дзержинска, пос. Решетихи. Жил в г. Дзержинске. С автором этих книг мне приходилось встречаться, общаться неоднократно.
У меня сохранились кое-какие cизовские бумаги: записка, написанная синим карандашом рукой Александра соседке: «Тетя Лиза! Передай это Симагину Ник. Вас. Он тебе позвонит. Саша»; план – как найти его дом и квартиру, и что-то еще. Эти материалы, как сизовские автографы, я передал в фонд Литературного музея Александра Сизова, учрежденного в 2004 году в Варнавинской районной детской библиотеке, носящей его имя.
В 2014 году Александру Сизову исполнилось 65 лет со дня рождения.
Прошло много лет с тех незапамятных встреч с Александром Сизовым, о которых я хочу поделиться с читателями. Мое знакомство с ним произошло в Пушкинской библиотеке г. Дзержинска, к сожалению точной даты не могу вспомнить, на одном из вечеров, посвященных творчеству Николая Рубцова. Познакомил нас Дима Ширяев (страстный поклонник поэзии Н. М. Рубцова, впоследствии основавший Городской литературный музей Николая Рубцова). Он представил меня, как почитателя и собирателя материалов о жизни и творчестве известного писателя земли Владимирской Владимира Солоухина. В зале, где проходил творческий вечер, я и Саша Сизов оказались рядом. По ходу выступления докладчиков мы иногда обменивались краткими репликами.
Вторая встреча – случайная, в вагоне электрички. Александр ехал в Решетиху, в редакцию газеты «Знамя», я – по своим делам. Мы оказались, друг против друга. Передо мной сидел человек крепкого телосложения. С плотно сбитой фигурой, широколицый, с коротко стриженой бородкой, усами и добрыми глазами. Мы обменялись рукопожатиями, как старые знакомые. Зная мою приверженность к творчеству В. Солоухина, он сразу же заговорил о моем любимом писателе:
– В юности я был влюблен в творчество прозаика и поэта В. Солоухина, пытался подражать ему, - поделился он со мной.
Речь зашла о «Владимирских проселках», лирической повести, прославившей писателя.
Александр отметил:
– Хотя это заурядный туристический дневник: «что где видел», но книга написана остро посоленным, поперченным писательским языком. Читатель «взошел в запой», зачитал и звезда Солоухина взошла ярко и полно.
– Звезда-то взошла, – заметил я, но осадок от книги у писателя остался. Недавно я прочел интервью Владимира Алексеевича. В нем он рассказывал, как цензура вынуждала его вносить изменения в текст – сто с лишним поправок (убрать слова, фразы, иногда и целые абзацы). Писателю навязали два варианта: отказаться от публикации или опубликовать свое детище в усеченном виде. Солоухин предпочел второе - пожертвовать частью, чтобы спасти целое. И лишь с приходом гласности «Владимирские проселки» были переизданы в первозданном виде под новым названием «Возвращение к началу».
– Впечатление от книги складывается у читателя во время первого и своевременного прочтения: ушли события, а с ними и острота темы, – отметил А. Сизов.
– Да, эффект не тот, к репутации книги публикация первоначального варианта ничего не добавила, но чувство справедливости? Увидеть своего первенца таким, каким нес первый раз в редакцию, – высказал я.
– Согласен, - кивнул Сизов.
Заговорили о чудесной лирической вещи «Капля росы» – о родном солоухинском селе Олепино, как он выразился в книге: «Село Олепино – одно для меня на целой земле; я в нем родился и вырос». Село и обитателей Солоухин описал подробнейшим образом.
– Да, – молвил Саша, – когда-то давно мечтал побывать в его родном, воспетом до последнего закоулка, Олепине. Но вот пока что так и не съездил (обыкновенное наше русское – успею).
– К сожалению и моя поездка в Олепино осталась в мечтах.
Не обошли в разговорах стороной прекрасные повести: «Третья охота» – увлекательный поход по грибным тропам; «Григоровы острова» – о рыбалке; «Травы» – все о крапивах да лопухах, и сошлись с ним в едином мнении – при чтении таких произведений читатель отдает предпочтение тому, как написано и неважно о чем.
– Читателю важно получить наслаждение от самого стиля писателя, от его языковой манеры, а уж о чем он пишет – дело пятое, десятое, – дополнил собеседник.
И тут неожиданно для меня Александр достал из портфеля книгу, что-то написал на обратной стороне обложки и протянул мне. Читаю на титуле: Александр Сизов «Самая долгая дорога» и дарственная надпись — «Николаю Васильевичу на добрую память от автора» — подпись, но, к сожалению, без указания даты.
Электричка подошла к моей станции, и мы расстались. Выйдя из вагона, я сделал прощальный жест рукой Саше.
Прошло какое-то время... Однажды, связавшись по телефону, договорились о встрече, и Саша пришел ко мне в квартиру. Его интересовало мое солоухинское собрание.
Внимательно, с неподдельным интересом просматривал собранные мною книги и материалы о Владимире Солоухине. Особенно его заинтересовало превосходное подарочное издание «Письма из русского музея» с цветным портретом автора кисти Ильи Глазунова. В книге опубликованы «Письма из русского музея», «Черные доски» и «Время собирать камни». Долго и пристально смотрел на портрет писателя на фоне пейзажа (березки, снег, вдали на горизонте церковь). Сам писатель в шубе, в руках держит шапку.
– Очень точно и к месту подобран фон, на котором изобразил художник Владимира Алексеевича, да и произведения подобраны прекрасные.
– Солоухина и Глазунова, – продолжил я, – связывают дружеские отношения. От общения с художником он много перенял по части религиозной тематики. И как следствие появились «Черные доски». А портрет мне посчастливилось видеть в подлиннике на персональной выставке Ильи Глазунова в Нижнем Новгороде.
Заинтересовал Сашу, как он выразился, «мощный» двухтомник бурятского героического эпоса «ГЭСЭР» в стихотворном переводе Солоухина — оба тома по 400 страниц.
Далее наша беседа переключилась на творчество В. Солоухина - переводчика. Он переводил много, как в прозе, так и в стихах со многих языков народов бывшего Советского Союза, а так же с французского, болгарского. Всего мне известно 24 перевода, чем Александр был удивлен.
Я рассказал о собранных мною книгах, других материалах о писателе, попутно отвечал на заданные им вопросы. Беседа продолжалась достаточно долго. Для своей статьи о нашей беседе он попросил редкую фотографию Солоухина, сделанную москвичом Б. К. Мусиным на встрече с читателями в Центральном Доме Советской Армии, и письмо Владимира Алексеевича в мой адрес.
Затем я ему предложил выпить по лафитнику коньячку по случаю нашей доверительной беседы, на что он категорично возразил. «Потчевать велено, неволить грех», — подумал я и предложил чай. Получилось как у Высоцкого: «Нет ребяты - демократы — только чай!». Наша беседа продолжилась за чаепитием. Перед расставанием на мою робкую просьбу дать мне на просмотр черновик будущей статьи, получил ответ, что в этом нет необходимости. Я был разочарован, зная, что журналистам свойственно отступать от истины, излагать тот или иной материал по своему усмотрению, часто приписывать то, чего не было на самом деле.
Статья А. Сизова «Солоухин, парень из Олепина» была опубликована под рубрикой «Увлечение» в газете «Знамя» Володарского района 19 апреля 1994 года. Прочитанная мной статья вызвала приятное удивление: в ней ничего не было того, что можно было бы убавить - прибавить. И я понял, как хорошо Саша знал творчество Владимира Солоухина. Упоминая ту или иную повесть, рассказ, он так кратко, точно, ярко излагал суть написанного и то, как написано.
Передо мной лежит книга А. Сизова «Клад»: Повесть. Рассказы и очерки. Стихи. (Н. Новгород, 2009). Издание приурочено к 60-летию поэта, писателя, журналиста. Книгу, как подарок, привезли мне члены городского клуба краеведов, принимавшие участие в юбилейных Сизовских чтениях в Варнавино. Солидное издание на белой, как снег бумаге, красивый переплет. Перевернута последняя страница, книга прочитана от корки до корки. Я не писатель, не критик, поэтому пишу свой непрофессиональный взгляд, впечатления о прочитанном. Читал долго, не спеша, потому что невозможно пробежать, как это делается при чтении какого-нибудь любовного романа. Вчитывался в каждую фразу, особенно описывающую природу. А природу он чувствовал как никто, поскольку родился и жил среди нее, впитав ее с молоком матери. Я тоже родился и жил первые два десятка лет в деревне, а потому мне знакомы и дороги сельский быт, природа. При чтении восхищался, как Александр ее ощущал, как лирично ее описывал и к месту вплетал в рассказы, которые я обожаю читать. Чувствуется автобиографичность его повествований. Он не стремится к захватывающим сюжетам и необычным поворотам. Повествование ведется спокойно, события самые простые и будничные, но именно они близки сердцу читателя.
Рассказы – это его любимый жанр, могли быть созданы только человеком с щедрым и страстным признанием в любви к Родине. Как выразился его друг, нижегородский поэт А. Высоцкий: «Рассказы А. Сизова – лирическая проза, которая ближе к поэзии... Лиризм рассказов А. Сизова не только в сочном языке, стиле повествования, не только в красочном описании природы и милого сердцу деревенского быта, его лиризм – это отношение автора – рассказчика к жизни, к людям, среди которых он различает хороших и плохих, но хороших любит, а плохих осуждает».
Особняком у меня стоит очерк «По местам в окрестностях Ветлуги». Я прочел его дважды. В нем А. Сизов рассказывает поочередно то в Литинституте, то на своей малой Родине о встречах и общении с Н. Рубцовым, назвав его «большим поэтом». Они часто беседуют о поэзии. Однако, чего греха таить, и об этом многие знали, Рубцов питал нежные чувства к алкоголю. Этот шлейф тянется по всему очерку. Этот «большой поэт», прекрасный поэт, тогда уже известный, не всегда «умел рассудку сердце подчинять». Но брось в него камень тот, у которого непременно это получается.