Кассиль Лев Абрамович (27 июня (10 июля) 1905, Покровская слобода, ныне г. Энгельс Саратовской области – 21 июня 1970, Москва) – русский советский писатель.
Мало кто из писателей оставил потомкам не только автобиографию, но и автоэпитафию. Лев Кассиль – как раз из этих немногих, и автоэпитафия его вполне точно выражает цель и смысл его деятельности: «Он открывал детям страны, которых на свете нет, уча любить ту землю, что была ему дороже всего на свете».
Кассиль немало написал и для взрослых, смолоду и до конца своих дней был журналистом, но главным считал для себя работу детского писателя. Его не смущали упреки, которые порой приходилось ему слышать от некоторых литературных собратьев: «Смотри, засидишься в детской литературе – разучишься писать настоящие книги...» «Настоящими», в понимании этих людей, были конечно же книги «взрослые».
Кассиль, разумеется, понимал, что жизнь детского писателя в литературе – не самая привольная. Но знал он и то, что в судьбе детского писателя есть и немало светлых и счастливых сторон. Главная – его любят дети. Даже не зная как следует его имени (самого Кассиля дети, случалось, звали и Львом Кондуитом, и Львом Швамбранычем), они шлют ему восторженные письма, умоляя приехать и выступить; в детских садах и детских библиотеках любовно оформляют посвященные ему стенды; затаив дыхание, выслушивают его советы в литературных студиях и кружках... Когда он садится писать для детей, он молодеет лет на 15-20. Это не дано писателю «взрослому». Недаром, по известным словам Белинского, просто писателем можно сделаться, а вот детским писателем надо родиться...
Лев Кассиль родился детским писателем. Впервые осознать это ему помогли Владимир Маяковский и Самуил Маршак. Первый еще в 20-х годах направил его в журнал «Пионер» («Там очень хорошие люди работают и интересное дело делают. Обязательно идите туда...»), а второй – за сорок лет знакомства – дал ему множество литературных советов, был нелицеприятным, но заботливым критиком мно¬гих его произведений.
Литературную работу для детей Кассиль прекрасно дополнял устными выступлениями. Здесь он был веселым, находчивым и всегда остроумным, хотя вначале ему пришлось учиться этому. Вот как вспоминает о его выступлениях перед детьми Агния Барто: «Появившись на сцене, он словно дирижировал залом. Удивительно точно он угадывал, когда какие струны можно затронуть в детской душе. Вот в зале установилась та доверчивая тишина, которую он больше всего ценит, и дети, как завороженные, слушают его. А через минуту зал хохочет, да как хохочет! Буквально до упаду! Ведь однажды на детском утреннике паренек лет шести, восторженно захлебываясь от смеха, в самом деле свалился со стула в проход».
Взрослые тоже ценили устные выступления Кассиля, многие из которых хранятся ныне в архивах Всесоюзного радио: тут и репортажи с Красной площади, и беседы за круглым столом «под часами с кукушкой», где собирались замечательные люди страны, а Кассиль председательствовал. Но все же его литературный да и журналистский талант был по преимуществу «детским» - может быть, потому, что никогда не угасало в нем чисто детское желание как можно больше узнать об окружающем мире, проникнуть в еще не изведанное, встретиться с интересными людьми. Он был непоседой, и рабочим столом его дале¬ко не всегда был его рабочий стол.
Сколько он повидал, сколько перечувствовал, сколько понял! Даже его довоенные поездки и встречи, отмеченные им в автобиографии «Вслух про себя», способны поразить воображение не только детское: «Жил в пограничном колхозе бывших кавалеристов Котовского. Летал встречать в воздухе «Цеппелин». Участвовал в большом походе советских глиссеров, в испытательных перелетах новых самолетов и дирижаблей, на одном из которых чуть не погиб. Встречал на аэродроме Димитрова, вырванного из фашистского застенка после знаменитого Лейпцигского процесса.
Спускался в первые шахты строившегося московского метро. Дни и ночи торчал на аэродроме, где готовился старт первого советского стратостата. Гостил в Калуге у Циолковского, с которым переписывался потом до последнего дня его жизни. Провожал в исторический полет Чкалова. Первым встречал на границе прославленного ледового комиссара О. Ю. Шмидта, вырвавшегося из ледового плена. Плавал по только что открытому Беломорско-Балтийскому каналу. В составе экипажа теплохода «Комсомол»... плавал в Испанию во время нападения франкистов на Испанскую народную республику».
С таким запасом разнообразных знаний (в том числе с доскональным знанием детства, что проявилось уже в первых книгах Кассиля – «Кондуите» и «Швамбрании», позднее слившихся воедино) Кассиль был просто создан для того, чтобы писать для детей. И неудивительно, что он прекрасно умел улавливать дух времени, всегда отчетливо зная, что от него хотят узнать юные читатели в тот или иной исторический час.
В конце 30-х годов чуть не каждый мальчишка жаждал стать летчиком, а каждая девчонка – актрисой; и случайно ли, что именно в это время появились кассилевские повести «Черемыш – брат героя» и «Великое противостояние»? Причем главный упор в них был сделан не на выигрышных сторонах популярнейших тогда профессий, а на их нравственной сущности и огромной социальной ответственности их обладателей. Два героя этих повестей: знаменитый летчик Климентий Черемыш, в котором угадывается великий Чкалов, и опытнейший кинорежиссер Расщепей (его прототипом биографы Кассиля называют Сергея Эйзенштейна) – это прежде всего яркие личности, сознающие свою величайшую ответственность перед народом. И ответственности этой – пожалуй, главному качеству, характеризующему подлинное взросление человека, - эти мастера своего дела учат героев юных.
В трех повестях Кассиля – «Кондуит и Швамбрания», «Дорогие мои мальчишки» и «Будьте готовы, Ваше высочество!» - возникают придуманные Кассилем страны Швамбрания, Синегория и Джунгахора.
В свое время находилось немало критиков, предлагавших чуть ли не изъять из «Швамбрании» Швамбранию, благо на страницах этой повести ее все равно отменила революция, и придуманная детьми страна оказалась просто «чучелом, набитым трухой», «хлопушкой без сюрприза», а из повести «Дорогие мои мальчишки» - Синегорию, ибо сказка о ней получилась не вполне удачной, а главная тема повести – совсем не о том...
Нет, и о том тоже! «Дорогие мои мальчишки» - повесть о самоотверженном труде мальчишек города Затонска в годы войны. Но это и повесть о том, как эти юные труженики, наравне со взрослыми работавшие на заводах во имя общей победы, вместе с тем оставались детьми.
Что же до «ненужной» Швамбрании, то о ней прекрасно сказали в свое время, споря с самим писателем, критики Л. Белая и И. Мотяшов: «Скорее она сравнима с пустым коконом, из которого вышла бабочка; если она и хлопушка, то именно с сюрпризом. И грешно упрекать кокон за пустоту, грешно, вынув сюрприз из хлопушки, презирать оболочку за то, что в ней ничего не осталось».
Да, революция отменила Швамбранию – но только для юных героев повести Лёли и Оськи, которые попросту из нее выросли. Другие же дети продолжали и продолжают играть в нее или в иную, похожую на нее страну. Вот почему не просто бессмысленно, но и вредно изымать Швамбранию, Синегорию или Джунгахору из книг Кассиля: «логичная» операция эта нанесла бы им непоправимый ущерб. И не только художественный, но и психологический: мальчишки в этом случае перестанут быть мальчишками.
А мальчишек Лев Кассиль знал досконально. В феврале 1960 года, выступая перед будущими учителями математики и физики – членами Макаренковского кружка, он пропел настоящий гимн мальчишкам.
«Мальчишки – это давно установлено – самые первые двигатели прогресса, - без тени иронии заявил Кассиль. – Это они, мальчишки, первыми протаптывают тропочки по грязи, оставшейся после того, как сошел снег. И все материки, и полюсы, и моря, и орбиты в небе связаны незримыми стежками, которые проторили вчерашние мальчишки, ставшие землепроходцами, мореплавателями, космонавтами.
А вы знаете, почему мальчишки спешат занять первые ряды в кино? Думаете, что только потому, что там дешевле билет? Нет, это чтобы быть ближе к делу. Сразу же торопятся они разузнать: кто из действующих лиц за нас, а кто против, и первыми в зале начинают бешено аплодировать, когда в решающий момент наши конные пограничники на рысях врываются в кадр.
А вы знаете, как далеко простирается их осведомленность? Они все знают, эти мальчишки! И какая температура воздуха была вчера в Антарктиде, и какой оборот накрутил спутник, и сколько тонн груза способен поднять хоботом африканский слон...
Они, правда, не всегда твердо знают, что задано на завтра в школе, но неизменно убеждены, что день грядущий будет еще лучше и интереснее сегодняшнего... Ибо всем нутром, всеми помыслами – по самую макушку – они в завтрашнем.
А еще я хочу сказать вам, что они наша с вами совесть. Они совесть общества и потому несносны, как всякая требовательная совесть. От них нигде ни сна ни покоя, растреклятые мальчишки! И вы не пугайтесь, что они заполняют мир топотом оголтелой беготни, треском раздираемых штанов, искрами от пережженных электропробок, кромешной возней и залихватским свистом, призывающим творить великие дела. И знайте, что не их, мальчишек, вина, если мир пока устроен не так. Что свист этот порой воспринимается как разбойничий».
Нарисовав этот редкостный по выразительности и полноте психологический портрет мальчишек, Кассиль на следующем заседании Макаренковского кружка дал завтрашним учителям советы, как обращаться с этим неуемным племенем. Он призывает своих слушателей «почаще уезжать в страну Швамбранию», понимая ее, разумеется, в широком смысле. «Детям это необходимо, - говорит он, - как летняя речка! И тимуровские дела вместе затевайте. И не бойтесь побольше шутить. Да не зубоскалить, а от души смеяться. Не будьте мрачными. Ваш авторитет в их глазах от этого не исчезнет, а, напротив, всегда будет расти и никогда не пропадет».
Даже при своей фантастической работоспособности Кассиль не успевал сделать все, что задумано. В последний день своей жизни, оборвавшейся довольно рано и внезапно, он получил приглашение приехать почетным гостем в Ленинград на IV Всесоюзный слет пионеров. «Вряд ли смогу... Сил нет», - замечает он в дневнике. Но тут же сообщает, что все-таки «записал по радио обращение к участникам слета».
«Жить надо во весь рост – под самый потолок свой, - башкой в предел, не оставляя зазора над собой, не расслабляясь в прогибе», - так звучит одна из записей его дневника.
Именно так и прожил свою жизнь писатель Лев Кассиль.