Лермонтов Михаил Юрьевич (3 (15) октября 1814, Москва – 15 (27) июля 1841, Пятигорск) – русский поэт, прозаик, драматург, художник.
Жил некогда в стародавние времена в далекой Шотландии славный рыцарь Томас Лермонт по прозвищу Рифмач: поэт, чародей и маг. Бывало, сидел он под заветным большим деревом, и стекались к нему люди со всей страны: кто песни послушать, а кто расспросить о своей судьбе, ибо Томас был ясновидящим и без страха предсказывал будущее простолюдинам и королям. Когда же пробил его час, прислали к нему из царства фей двух белых оленей, и рыцарь Лермонт навсегда ушел вслед за ними…
Лермонтов любил эту легенду о своём предке. Не от него ли унаследовал он поэтический дар, проявившийся так рано и бурно, что в наше время его обладателя, несомненно, причислили бы к загадочному племени вундеркиндов?
Что касается ясновидения и таинственной способности общаться с высшими силами, то и этим был щедро наделён русский потомок мифического шотландца. Во всяком случае, собственную судьбу он предсказал.
Как ни странно, провидицей оказалась и акушерка, в ночь со 2 на 3 октября 1814 года принимавшая тяжелые роды в собственном доме генерал-майора Ф. Н. Толя, что у Красных Ворот в Москве. «Этот своею смертью не умрет», - бог весть с чего сказала она о новорожденном.
Мальчик Миша Лермонтов рос трудно. Он был болезненным, как тогда говорили – золотушным ребёнком. До четырёх лет не умел ходить, только ползал. Начав говорить, с особым удовольствием рифмовал. Помнил он себя с очень раннего возраста: уже юношей Лермонтов уверял, что в его памяти отчётливо жива мелодия песни, от которой он плакал в младенчестве, - её пела ему покойная мать. А ведь Мария Михайловна умерла, когда сыну едва исполнилось два года. Не из этого ли чудно памятного напева родится лермонтовский «Ангел»:
По небу полуночи ангел летел,
И тихую песню он пел...
Жизнь взрослых в семье маленького Мишеля складывалась небезоблачно: в доме клубились тяжёлые страсти нервных, ранимых, плохо совместимых друг с другом людей. Причём началось это ещё до рождения поэта. Супружеские отношения родителей Лермонтова сложились неудачно. Мать поэта, Мария Михайловна Арсеньева, болезненная и нервная девушка, наследница немалого состояния, семнадцати лет от роду по большой любви вышла замуж за красавца Юрия Петровича Лермонтова, отставного капитана, обедневшего дворянина. Мать Марии Михайловны, Елизавета Алексеевна, сразу же отнеслась к зятю с предубеждением: с его стороны ей мерещился брак по расчёту. После рождения Миши жизнь родителей не ладилась. С детства слабая здоровьем Мария Михайловна всё сильнее хворала, а Юрий Петрович всё более открыто ухаживал за другими женщинами. Взаимное недоброжелательство тёщи и зятя витало в воздухе, в доме висела тяжёлая атмосфера сгущающегося скандала, что, разумеется, не способствовало ни укреплению здоровья самой Марии Михайловны, ни улучшению физического состояния плаксивого, худосочного мальчика, унаследовавшего от матери повышенную нервность и эмоциональность.
Мария Михайловна скончалась на двадцать втором году жизни. Тотчас после её смерти ненавидимый тёщей Юрий Петрович был принуждён покинуть Тарханы. Он несомненно любил сына и не желал расставаться с ним, да и Мишенька был к нему привязан, но Елизавета Алексеевна поставила жёсткие условия: либо внук принадлежит ей безраздельно и в этом случае становится наследником всего её состояния, либо Юрий Петрович растит его сам и обрекает на бедность. И отставной капитан Лермонтов с горечью в сердце отступил.
Мальчик остался на полном попечении бабушки, в свои два года разом лишившись обоих родителей.
Эта детская травма повлияет на всю его жизнь. Говорить о психических отклонениях, когда речь идёт о гениальном человеке, вещь опасная, поскольку сама гениальность, скорее, отклонение, чем норма. И всё же, говоря о Лермонтове, нельзя не отметить аномалию характера, причины которой, несомненно, коренятся в детстве. Мало кто из великих людей выглядит в воспоминаниях современников так противоречиво, как Лермонтов. Часто создаётся впечатление, что мемуаристы рассказывают о разных людях: один добр, отзывчив, великодушен, другой злопамятен, мелочен и коварен. Один открыт, естествен, не выносит ни малейшей фальши, другой скрытен, весь соткан из комплексов, заносчив, иной раз не прочь порисоваться. Бесспорно лишь, что психологические сложности, в дальнейшем приведшие Лермонтова к роковому концу, закладывались в детстве. Он рос без родительской ласки, всецело окружённый деспотической любовью бабушки. С одной стороны – свет в окошке, самый любимый, самый умный, самый талантливый, с другой – никому не нужный сирота, большеголовый, неуклюжий мальчик с кривыми слабыми ножками, вечно хворающий и несчастный.
Бабушка души в нём не чаяла. Любое его желание было законом не только для неё, но и для всех окружающих. Результат бабушкиного воспитания не замедлил сказаться: в доме рос маленький семейный деспот. Появились у него даже некоторые садистские черты: нарочно оборвать лучшие цветы в саду, замучить мошку, бросить камень в курицу.
В дальнейшем философ и поэт Владимир Соловьёв, рассуждая о судьбе Лермонтова, обронит жестокую фразу, будто тот любил покуражиться над слабым и, став взрослым, порой обращался с женщинами так же, как некогда с мошками и курами, а последняя трагедия произошла из-за того, что вместо кроткой барышни ему встретился бравый майор Мартынов.
Сам Лермонтов пишет о своём детстве в автобиографическом отрывке «Я хочу рассказать вам»: «Бог знает, какое направление принял бы его характер, если б не пришла на помощь корь... Его спасли от смерти, но тяжёлый недуг оставил его в совершенном расслаблении: он не мог ходить, не мог приподнять ложки... Болезнь эта имела важные следствия... он выучился думать... Воображение стало для него новой игрушкой... »
Для укрепления здоровья Мишеля бабушка дважды, в 1820 и 1825 годах, везёт его на воды на Кавказ, в Горячеводск, как до 1830 года звался Пятигорск. Путешествия оказались благотворными и для физического, и для душевного состояния мальчика. Кавказ поразил его красотою, стал магнитом на многие годы. Сказалась смена впечатлений, целительная для его «нервно-мечтательного» темперамента. Позже Лермонтов осознает: «Мне необходимо путешествовать; я цыган».
Так стараниями бабушки улучшается его здоровье. Ни в университетском пансионе, куда Лермонтов поступил в 1828 году, ни потом, в университете, не слышно от него жалоб на плохое самочувствие, разве что иной раз на бессонницу.
Инфекционные заболевания обходят его стороной. Осенью 1830 года в Москве бушует холера, та самая cholera morbus, которая заперла Пушкина в Болдине, сослужив службу русской литературе. Лермонтов всё это время находится в столице, он студент нравственно-политического факультета, на котором уже зафиксированы смертельные случаи. Объявлен карантин, занятия прекращены. По всему городу люди умирают так быстро и в таком количестве, что разносится слух: это не холера, а чума. Страшное стихотворение «Настанет год, России чёрный год» написано именно тогда, в холерной Москве.
Его уход из университета и поступление в школу юнкеров стали неожиданностью для многих. Впереди военная карьера. «Умереть с пулею в груди – это стоит медленной агонии старика. Итак, если начнётся война, клянусь вам Богом, что всегда буду впереди», - обещал Лермонтов в письме к М. А. Лопухиной и сдержал слово. К этому времени в нём трудно узнать прежнего золотушного ребёнка. Это озорник и заводила. Однокашники дружно отмечают его физическую силу.
Болезни Лермонтова явно носят невротический характер. Ранимость и чувствительность, тщательно скрываемые под маской насмешника и задиры, нет-нет да и прорвутся наружу вспышкой недо¬могания. Его влюблённости напоминают лихорадку. Ария Германа в «Пиковой даме» Чайковского: «Я болен, болен – я влюблён!» — вот психологический портрет Лермонтова.
Поэт по-настоящему заболевает, узнав о гибели Пушкина. Явившийся к нему врач находит серьёзное расстройство нервов и прописывает усиленную дозу валерьяны. Следом за ним Лермонтова посетил Н. Ф. Арендт, лечивший Пушкина, и, «не прописывая никаких лекарств, вполне успокоил нашего капризного больного, рассказав ему всю печальную эпопею...». Стихотворение «На смерть поэта» к тому моменту уже написано, но под впечатлением от только что услышанного, раздражённый распространившимися по Петербургу толками о том, что Пушкин якобы сам виноват в своей гибели, Лермонтов пишет ещё шестнадцать строк: «А вы, надменные потомки...». Именно за них «удостоится» поэт первой ссылки на Кавказ.
В 1837 году Лермонтов выезжает в Нижегородский драгунский полк, стоявший в Кахетии, однако по дороге заболевает и оказывается в ставропольском госпитале, откуда его направляют на лечение в Пятигорск. Пребывание на водах для него – творческая свобода, то есть счастье, а когда Лермонтов счастлив, он здоров.
Благодаря многочисленным ходатайствам бабушки Лермонтову позволено вернуться в Петербург. Здесь в феврале 1840 года по причине достаточно пустячной на балу происходит его столкновение с сыном французского посла, молодым «салонным Хлестаковым» Эрнестом Барантом, окончившееся дуэлью. Дуэлянты сошлись на Парголовской дороге за Чёрной речкой. Выбор оружия Лермонтов предоставил противнику, и тот предпочёл шпаги. Дрались, увязая по колено в мокром снегу. Барант сумел оцарапать остриём грудь поэта (по некоторым свидетельствам, руку), а шпага Лермонтова переломилась. Перешли на пистолеты. Барант выстрелил и промахнулся. Лермонтов выстрелил в сторону. Сразу же с места дуэли Лермонтов заехал к А. А. Краевскому, издателю «Отечественных записок», и привёз ему рукопись «Героя нашего времени». Краевский рассказывал, что Лермонтов был довольно сильно окровавлен, но перевязать рану отказался, только промыл её, переоделся в чистое бельё и попросил завтракать. Был весел, не переставая шутил.
Смелость Лермонтова вообще поразительна. Вторично сосланный на Кавказ за поединок с Барантом, он участвует в опаснейших военных операциях против чеченцев, отличается в кровопролитном сражении на реке Валерик, за что представлен к высокой награде, которую ему так и не суждено получить. Именно ему передаёт свой передовой отряд охотников (то есть добровольцев) тяжело раненный в схватке отчаянный вояка и сорвиголова Р. Дорохов: офицера отважнее Лермонтова он просто не видит. Отряд действует как партизанский и разведотряд одновременно. Очевидцы свидетельствуют, что лермонтовская команда «в бою искала самых опасных мест». Командир её ведёт ту же жизнь, что и солдаты: спит на голой земле, ест из общего котла. И никаких болезней, ни одного ранения – смелого пуля боится.
Осенью 1840 года Лермонтову снова выпадает оказаться в любимом им Пятигорске. Времяпрепровождение всё то же: купания, питьё минеральной воды, прогулки и, конечно, письменный стол. Впрочем, у Лермонтова удивительная для поэта нервная система, - многие его шедевры написаны на людях, его муза, похоже, не слишком нуждается в уединении. И всё же всё чаще он думает об отставке.
Автора «Фаталиста», как никогда, тревожат дурные предчувствия. «Времени работать мало остаётся; убьют меня», - роняет Лермонтов в разговоре. Это не страх чеченской пули, а предощущение судьбы, - недаром он потомок шотландского ведуна. Как-то очень лично общались с ним иные, нездешние силы, ангелы и демоны его поэзии, какие-то мистические откровения посылали ему небеса, если было дано ему провидческое видение – его вещий «Сон»: «В полдневный жар в долине Дагестана с свинцом в груди лежал недвижим я».
В мае 1841 года, возвращаясь в полк из отпуска, проведённого в Петербурге, Лермонтов вновь заезжает в Пятигорск и, взяв свидетельство о болезни, остаётся для водолечения. Среди пятигорского общества блещет в это время красивый, недавно вышедший в отставку офицер Николай Мартынов, давний знакомый поэта. Почему-то на этот раз его картинные появления, слова и жесты раздражают Лермонтова. Своими остротами и придирками он фактически провоцирует Мартынова вызвать его на дуэль. 15 июля около семи часов вечера на поляне возле дороги, идущей вдоль склона горы Машук, секунданты отмеряют барьер. Условия дуэли смертельные (позже участники постараются скрыть их от следствия): расстояние между барьерами десять шагов, право каждого на три выстрела. Похоже, никто всерьёз не верит, что дуэль действительно состоится: нет ни полагающегося в таких случаях врача, ни экипажа для перевозки раненого. Для поединка избрано особо надёжное оружие – дальнобойные крупнокалиберные пистолеты Кухенрейтера, почти не дающие осечек. Один из секундантов вспоминал, что прямо перед роковым выстрелом обратил внимание на выражение лица Лермонтова, - оно было бесшабашно весёлым.
Секундант А. И. Васильчиков на следствии показал: «...по данному знаку г. г. дуэлисты начали сходиться: дойдя до барьера, оба стали; майор Мартынов выстрелил. Поручик Лермонтов упал уже без чувств и не успел дать своего выстрела; из его заряженного пистолета выстрелил я гораздо позже на воздух».
Потом по городу ходил упорный слух, что Лермонтов отказался стрелять и разрядил свой пистолет в воздух. Во всяком случае, ясно, что он собирался так поступить. Необычный угол, под которым вошла пуля, - одно время даже породивший фантастическую версию, будто в Лермонтова стрелял не Мартынов, а кто-то, прятавшийся на скале над дуэльной площадкой, - объясняется тем, что за миг до гибели Лермонтов стоял, повернувшись к противнику правым боком, с высоко поднятой вверх правой рукой. Очевидно, что он не целился.
Была ли смерть Лермонтова мгновенной, как утверждали биографы раньше, или он ещё часа четыре был жив и лежал под проливным дождём, возможно, совсем один?
Все участники дуэли так много врали, стараясь выгородить самих себя, что до истины нелегко докопаться. Вот одна из версий.
Лермонтов упал навзничь, даже не успев зажать рану ладонью. Во всю мощь разразилась гроза, начавшаяся уже во время дуэли. Васильчиков поскакал за врачом, но вернулся ни с чем: никто не соглашался ехать в грозу. Двум секундантам пришлось отправиться на поиски экипажа, чтобы перевезти тело. Двое остались у трупа под проливным дождём. Ждали долго. Извозчики, как и доктора, отказывались ехать в гору. Наконец около одиннадцати часов вечера удалось нанять телегу, и тело Лермонтова перевезли к нему на квартиру.
Из акта медицинского заключения о смерти: «При осмотре оказалось, что пистолетная пуля, попав в правый бок ниже последнего ребра, при срастении ребра с хрящом, пробила правое и левое лёгкое, поднимаясь вверх, вышла между пятым и шестым ребром левой стороны».
Лермонтова похоронили там же, в Пятигорске, 17 июля без церковного отпевания. Проводить его в последний путь пришло большое количество людей: жители Пятигорска, отдыхающие, друзья и близкие Лермонтова, более полусотни официальных лиц. Менее чем через год гроб с его останками, по просьбе бабушки, был перевезён в Тарханы и погребён в фамильном склепе.
Его нелепо-трагическая смерть и до сих пор так горестно непредставима, что легче поверить в то, что он ушёл за двумя белыми оленями, как Томас Рифмач.