Сладков Николай Иванович (5 января 1920, Москва – 25 июня 1996, Санкт-Петербург) – советский писатель, автор более 60 книг о природе.
В шутку его называли дважды городским мальчиком. Детство Николая Сладкова началось в Москве и продолжилось в Ленинграде. У отца профессия была тоже типично городская, к лесной жизни не применимая, - высококвалифицированный токарь-металлист. Неизвестно, «в кого» вырос бы Коля Сладков, если бы между своими 9 и 13 годами не прожил вместе с родителями в ленинградском пригороде – в Царском селе, где почти сразу от их дома начинались одичавшие парки.
Здесь он открыл для себя непознанный, полный тайн и невероятных приключений лесной мир. Другие дети проводили за шумными играми время с утра до вечера. Он уходил в глухие места парка и всматривался, вслушивался, внюхивался в окружавшую его жизнь. Скоро многие деревья стали его друзьями, птиц он узнавал в лицо и по голосам. Мальчик еще не понимал, о чем с ним пытается разговаривать лес, но ему очень хотелось вникнуть в эти секреты.
И тогда он стал с увлечением выискивать нужные книги, а также записывать увиденное в тетрадь наблюдений. Первые записи были такими: «Увидел трех дроздов». «Увидел тетерева с выводком. Крылья у них небольшие». «Нашел гнездо трясогузки. Выследил, что птенцов вскармливают самочка и самец». И вдруг через простую констатацию фактов прорывается взволнованное чувство: «Первый соловей поет так, что бросает, то в жар, то в холод!»
Так простенький дневник наблюдений превратился в сокровенного собеседника, а вместо коротких записей появились сцены из жизни обитателей леса.
И когда в 13 лет подростка вернули в городскую ленинградскую жизнь, лес был ему братом, добрым другом, мечтой.
«Теперь у меня уже есть все: ружье для добычи, фотоаппарат для съемки, бинокль для наблюдений, альбом и краски для зарисовок, тетрадь для записей», - напишет он в своем дневнике. И сколько мальчишеской радости, нетерпеливого желания продолжить познание мира в этой одной его фразе!
Ему везло и дальше. Во-первых, он попал в кружок юных натуралистов, с которыми занимались увлеченные своей наукой известные биологи. А во-вторых, зашедший в кружок писатель Виталий Бианки прочитал его записи и стал старшим товарищем, духовным и литературным наставником.
«Давай, наконец, поговорим серьезно. Ты – мой наследник, ты будешь продолжать в жизни то дело, которое делал я: средствами искусства призывать людей (равнодушных) стучаться в природы замкнутую дверь», - так напишет Виталий Валентинович Бианки Сладкову через полтора десятка лет после их первого знакомства. Но между этими двумя событиями прошло несколько эпох в жизни Николая Сладкова: окончание школы, поступление в институт, Отечественная война, военное топографическое училище, служба офицером-топографом на северном Кавказе в районе боевых действий и, наконец, послевоенные годы.
Об этом лучше всех рассказал сам писатель в одной из автобиографий.
«Трудно сказать, стал бы я писателем, если бы судьба не свела меня с Виталием Бианки. Скорее всего, я стал бы биологом, так как с детства был увлечен природой. Увлечение это с годами только крепло, его не поколебали даже грозные годы войны. Кочевой образ жизни топографа, работа в необжитых и труднодоступных районах способствовали углублению и расширению этого интереса. Я впрямую столкнулся с непревзойденным совершенством и красотой нетронутой земли, с ее неповторимым многообразием и мощью воздействия на духовный мир человека. Об этом необходимо было рассказать другим.
Долгая и близкая дружба с В. В. Бианки, его советы натолкнули меня на мысль испытать себя в литературе. Так, еще при службе, в альманахе «Молодой Ленинград» (1953) были напечатаны мои первые рассказы. В том же году вышла и первая книжка. О книжке очень хорошо отозвались и В. Бианки, и М. Пришвин, авторитет которых для меня был очень высок».
Пришвин был смертельно болен. И все же у него хватило сил на большое восторженное письмо абсолютно неизвестному автору той первой книги, которая называлась «Серебряный хвост». Ее сразу отметили и два других писателя, остро чувствующих одухотворенное слово: Л. Пантелеев и С. Я. Маршак.
Можно сказать, что Сладкову повезло и со временем. Того же Виталия Бианки, пришедшего в литературу на три десятилетия раньше, время корежило и перетирало жерновами своего тогдашнего примитивного прагматизма.
Сказки, антропоморфизм объявлялись в высоких постановлениях почти вражескими деяниями. И Бианки изо всех сил превращали в «очень полезного природника», из его произведений старались выхолостить «беспочвенные» поэзию и философию.
Писательский голос Сладкова стал особенно слышен в шестидесятые годы – в эпоху смягчения нравов. Как раз в эти годы человек на всех земных континентах переставал ощущать себя царем и покорителем природы. К людям пришло новое осознание их места на планете, и философия благоговения перед жизнью завоевывала все больше сторонников. Книги Сладкова очень хорошо показывают, как за время одного десятилетия изменился диалог природы и человека. Если герой его первых рассказов нередко разгуливает по лесам с ружьем, то в следующих книгах автор вместе с героем четко осознает, что убийство живого существа ради наслаждения – безнравственно. Охоту с ружьем Сладков заменяет на более благодарное, хотя и намного более трудное занятие – охоту с фотоаппаратом. Страницы его прозы перемежаются с уникальнейшими снимками, сделанными в российских лесах и болотах, в пустынях, в горах, в африканской саванне. Тем фотографиям позавидовал бы знаменитый американс¬кий журнал «Национальная география». Но в том-то и дело, что это всего-навсего одна из составляющих творчества Сладкова. Как и в том, что его книги «Земля над облаками», «Подводная газета», «Осиновый невидимка», «Свист диких крыльев», «Миомбо» и все другие – полны точнейших наблюдений опытного человека с глубокими познаниями в биологии.
Достоинство прозы Сладкова в поэтичности, в музыкальной прозрачности, звонкости ее языка. В ее чистом звуке. По сути дела, каждая небольшая зарисовка, каждый рассказ – это стихотворение или баллада в прозе. И здесь Николаю Ивановичу Сладкову посчастливилось шагнуть дальше своих учителей: Аксакова, Пришвина, Бианки. В его изящных, часто коротких текстах сочетаются удивление, нечаянная радость от прикосновения к сокровенному открытию, глубокий философский смысл. Тексты эти состоят из многих уровней, и каждый читатель, от возраста малышового до самого что ни на есть зрелого, вычитает в них свое.
Нельзя не сказать и об удивительном языке Н. И. Сладкова. Какие простые, звучные и очень детские слова подбирает писатель: болото хлипкое и провалучее; утки-чомги в период ухаживания дарят друг другу зеленую водоросельку, крот шнырит по своим ходам-туннелям; куница выпугнет белку. Так может сказать только ребенок, или взрослый, который знает и любит мир вокруг себя, и для которого писать детские книги – великое счастье.
Наивно искать справедливости в наделении того или другого писателя суетной славой. И все-таки, даже не обидно, а, пожалуй, печально, что умная, тонкая, прекрасная проза Сладкова до сих пор остается не до конца прочитанной и прочувствованной. А потому и масштаб его значимости в истории детской литературы занижен. Наши торопливые критики, у которых нет времени вчитаться в его книги, раз за разом возвращают этого талантливого поэта и философа в разряд тех самых природников, которых формировали косные тридцатые годы. Зато его значимость прекрасно ощущают в других странах. Например, в Японии. Там дважды за последние годы издавалось его полное собрание сочинений.
Последняя книга Николая Ивановича Сладкова – «Воробей в шляпе» (она известна меньше других – издавалась всего три раза). В конце автор дает удивительную зарисовку, которая звучит как наказ писателя всем нам. Эти строки, как комок в горле, застревают в памяти. И не сглотнуть и не забыть:
«Мало кто обращает внимание на одуванчики; уж очень они примелькались. А они особенные...
Кто-то однажды надрал их вместе с корнями и выбросил на помойку. А они и там каждое утро раскрывали свои золотые венчики навстречу солнцу – как им и положено. А каждый вечер смежали их - «закрывали глаза» перед сном. Они даже предсказывали погоду! Сжимались в кулачок перед дождем и ясным солнышком сияли перед днем погожим. Они выполняли свое жизненное назначение, хотя уже из последних сил. Возьмем с них пример и будем делать дело своей жизни всегда и везде – и несмотря ни на что!»
Добавить к этим словам нечего.
Сладкову посчастливилось умереть так же, как он жил. А жил он с ранней весны до поздней осени в новгородской деревне, среди лесов и полей. Однажды летним утром 1995 года он вышел из дома, подо¬шел к любимому дереву, взглянул на небо, улыбнулся и упал, мгновенно скончавшись.
И лишь прощаясь с этим очень деликатным и скромным в общении человеком, многие из нас осознали, сколь большое явление в русской литературе навсегда ушло от нас в историю.